Смотреть больше слов в «Словаре фамилий»
КОСОРУКОВ Александр Александрович (р. 29.11.1931, д. Дубровка Сараевского р-на Рязан. обл. РСФСР) — рус. сов. филолог, писатель, переводчик; чл. СП ССС... смотреть
(род. 29.XI.1931, д. Дубровка Сараев. р-на Рязан. обл.) — литературовед и переводчик. Ок. слав. отд-ние филол. ф-та МГУ. Работал референтом во Всесоюзном об-ве культурных связей с заграницей (1953—58), отв. секретарем Правления Об-ва сов.-чехословац. дружбы (1958—62), инспектором Госкомитета Совета Министров СССР по культурным связям с заруб. странами (1962—67), председателем Иностр. комиссии СП СССР (1967—86), зав. отделом ред. ж. «Иностр. лит-ра» (1986—88). С 1988 — старший науч. сотрудник ИМЛИ.<p class="text10k">В 1986 в науч.-популярной сер. «Любителям росс. словесности» вышла книга К. «Гений без имени», материал которой ранее публиковался в журналах «Дружба народов», «Москва», «Октябрь». Книга написана в жанре эссе и представляет собой развернутый комм. к тексту С. В тех случаях, когда К. высказывает новую точку зрения, он ссылается в примеч. на существование др. мнений по данному вопросу. Иной по характеру является лишь последняя, 4-я, глава, посвящ. воззрениям автора С. В книге помещен также текст С. по реконструкции <i>В. В. Колесова</i>, в который К. вносит «незначительные конъектуры... в соответствии с выводами исследования» (С. 6), и прозаич. перевод С. самого К., задачей которого было «верно и просто передать смысл и дух оригинала, сохранив его символическую образность, лаконизм, ритмику и гармонию звучания» (Там же).</p><p class="text10k">Автор считает гл. своей задачей исследование символики С. (Введение. С. 3—4). Он выделяет два вида <i>символов</i>: основ. на образах мифологии и основ. на образах реального мира. Среди мифосимволич. образов в С. основными, по мнению К., являются образы, связ. с <i>солнцем</i>. Все происходящее представляется автору С. результатом деятельности всемогущего Солнца, выступающего в С. в двух ипостасях. С одной стороны, это «Потемневшее Солнце» (символ надвигающейся беды), которое затем становится Сердитым, Негодующим и, наконец, Карающим, а с другой — образ Благого, Светлоликого Солнца (С. 143). Обобщающий символ — «Светлое и Тресветлое Солнце», где «тресветлое» толкуется К. как трехкратно усилившее свой жар, палящее, Карающее. Среди символов, основ. на образах реального мира, К. указывает на образ-символ <i>зегзицы</i>, в которой он видит кукушку — птицу-плакальщицу по усопшим; на образ <i>Всеволода Святославича</i>, который в его понимании является символом мощи всего рус. войска, и т. д.</p><p class="text10k">Ссылаясь на теорию символа А. Ф. Лосева, К. различает символы первой, второй и третьей ступени (С. 80). Однако четкое понятие символа в работе К. отсутствует, в связи с чем некоторые из выделяемых символов С. представляются продуктом символотворчества самого исследователя, напр. «Песнетворчество Бояна», «Боян и его время», «Тайна», «Десять Соколов» и др. Так, в иносказат. выражении «тогда пущашеть десять соколов на стадо лебедей» К. видит отображение войн «первых времен», когда князья-соколы нападали на стада</p><p><span class="page">86</span></p><p class="text10">лебедей (врагов). На основании этого толкования фрагмента и отождествления соколов с рус. князьями, а лебедей с врагами, К. выделяет в данном фрагменте три символа: «Десять Соколов», «Стая Лебедей», «Лебединая Песня» и объединяет их в более сложный символ — «Тайна».</p><p class="text10k">По ходу комментирования текста К. высказывает свои соображения и по др. проблемам С. В частности, он выделяет два типа князей: собиратели (объединители) Русской земли, заботящиеся о ее благе (<i>Святослав Киевский</i>, <i>Всеволод Большое Гнездо</i>, <i>Ярослав Осмомысл</i>), и «буйные» князья (этим эпитетом в С. наделены 10 князей), общими чертами которых является не дерзость и гневливость, а сепаратные действия, предпочтение удельных интересов общегосударственным. В преобразовании гл. героя (из «буйного» в объединителя), по словам К., автор С. видит залог того, что и др. «буйные» князья пересмотрят свои позиции. Стиль автора С., по наблюдению К., состоит в «органичном соединении мифологического и реалистического начал, в их слитности, полной символических смыслов» (С. 61). Исследователь касается также малоизуч. вопроса о худ. времени в С. (С. 79—80).</p><p class="text10k">В 4-й главе К. пытается «воссоздать философские и эстетические взгляды поэта». Прежде всего, К. считает автора С. представителем ренессансной культуры: «Поэт был первой ласточкой Возрождения Руси, прерванного монгольским нашествием», «первооткрывателем русского Ренессанса» (С. 177—178). По мнению К., автор С. не был ни христианином, ни язычником. Все христ. элементы в С. исследователь считает позднейшими вставками, а имена языч. богов — мифо-символич. образами, напоминанием о богах и мифах. Касаясь взглядов автора С. на причинно-следственные связи, и в частности на причины поражения Игоря, К. изображает его полуфаталистом. С одной стороны, человек зависит от Солнца: именно оно покарало Игоря за дерзость, вызов Солнцу. Но в то же время, по словам К., автор С. приходит к мысли об известной независимости людей от сверхъестеств. сил при условии взаимопонимания и согласия с природой. К. размышляет также об отношении автора С. к проблеме «свой — чужой», к вопросам войны и мира, о соотношении традиции и новаторства в искусстве.</p><p class="text10k">К. предлагает ряд новых прочтений текста. В частности, он совершенно справедливо считает похвалу курянам-кметям не авторским повествованием о походе Игоря, а продолжением второй песни «под Бояна». К. дает свой перевод (толкование) некоторых слов и выражений: «истягну» (взнуздал), «за шеломянем» (за горами, в значении фольклорного «за горами, за долами» — далеко), «цвелить» (истощать), «шереширы» (молнии), «босый» (гончий) и др. «Море полунощи» он толкует как мифич. Море Севера (страна мрака, болезней, несчастий), «сеяшет и растяшет усобицами» К. переводит: то распылялось, то прирастало войнами. Фразу «золотыми шеломами по крови плаваша» К. справедливо относит не к воинам <i>Рюрика</i> и <i>Давыда</i>, а к самим князьям.</p><p class="text8kot"><i>Соч.</i>: Загадочная очевидность // Октябрь. 1984. № 7. С. 197—203; Гений без имени: Художественный символ в «Слове о полку Игореве» // Там же. 1985. № 8. С. 145—172; № 9. С. 138—191; Над словами «Слова...»: Текст и контекст «Слова о</p><p><span class="page">87</span></p><p class="text8">полку Игореве». Заметки переводчика // Дружба народов. 1985. № 2. С. 228—247; Озарение во сне // Лит. Россия. 1985. 14 июня. С. 6; «По былям сего времени...» [К 800-летию «Слова о полку Игореве»] // Москва. 1985. № 12. С. 145—160; «Слово о полку Игореве» [пер.] // Октябрь. 1985. № 8. С. 126—145; Гений без имени. М., 1986 [обсуждение кн.: Слово о «Слове» // Лит. Россия. 1986. 14 нояб.; рец.: <i>Komorovsky</i> // Slavica Slovaca. 1987. Roč. 22. Seš. 4. S. 370—374]; Загадочная очевидность // Слово — 1986<sub>1</sub>. С. 496—500; «Слово о полку Игореве» [пер.] // Храбрые русичи: «Слово о полку Игореве». Воинские повести. Былины. Исторические песни Древней Руси / Сост. Е. И. Осетров и В. И. Калугин. М., 1986. С. 69—82; Видеть деревья за лесом: Эссе // Москва. 1987. № 2. С. 133—141.</p><p class="text8k"><i>Булахов</i>. Энциклопедия.</p><p class="podpis">Л. В. Соколова</p>... смотреть